Зачем формировать себя
как художника на фотографиях ногтей и салатов

Главный редактор журнала «Российское фото» Владимир Повшенко встретился с Алексеем Никишиным — известным российским фотографом и преподавателем. Коллеги обсудили текущие тренды фотоиндустрии и не только.

— Друзья, всем привет, это Владимир Повшенко, журнал «Российское фото», и сегодня мы встречаемся с Алексеем Никишиным.

— Привет всем.

— Всем известно, что ты начинал свою фотографическую карьеру с психологических портретов знаменитостей. Расскажи об этом.

— Началось все с того, что мне просто захотелось снимать черно-белые фотографии, это было лет десять-пятнадцать назад. И так получилось, что у меня имелись знакомые известные актрисы, их было немного, и я начал снимать с ними историю. Потом они начали меня знакомить с новыми актерами... Так я снял человек двести разных людей, которые на тот момент были на слуху, и сделал из этого две выставки под названием «В роли себя», ну а вся эта история с портретами называлась «Психологический портрет». Теперь все это можно увидеть в Интернете, отыскать по фамилии любого человека, которого я фотографировал, — Чулпан Хаматова, Андрей Мерзликин, Сергей Безруков, — ищутся именно эти черно-белые фотографии. Я читаю мастер-классы на эту тему, но уже лет семь, наверное, снимаю совершенно другую фотографию. То есть я готов заниматься черно-белым портретом, но расти в нем сам больше не хочу, здесь мне все понятно и уже не интересно.

Фото из серии «В роли себя»

Фото из серии «В роли себя»

— А какую другую фотографию ты сейчас снимаешь?

— Современную, снэпшот со вспышкой в лоб, яркую, сочную, где люди на снимках дурачатся и все выглядит как-то очень неприлично и странно, в общем, такая фотография будто из европейских editorial-журналов, из editorial-инди-журналов, вот так правильно. Я делал недавно выставку, которая называлась Never ending fun, это было в ноябре 2017 года в музее Щепкина. Вот там мы заменили часть экспозиции музея моими работами, было очень весело.

— Сначала был психологический портрет, после этого у тебя получилось достаточно большое количество фотографий, снятых в одной стилистике, ты сделал из этого проекты, выставки, книжки, по-моему, даже. И если сейчас смотреть на те образовательные курсы, которые ты проводишь, семинары и мастер-классы, у тебя есть один, как раз посвященный проектной фотографии. Ты изначально планировал это как проект или сначала больше все-таки, как ты говоришь, снимал?

— Нет, я просто снимал, а потом они сложились в серию. Вот эта история о мастер-классе по современной фотографии как современному искусству (то, о чем ты говоришь) — он не совсем о проектной работе, а, скорее, о том, как понимать те работы, которые мы видим в заграничных музеях. То есть мы приходим в музей современного искусства, видим там фотографию и не понимаем, зачем она там висит, почему она так выглядит, что нам хотел сказать художник и, главное, почему такой фотографии нет в России.

Собственно, я рассказываю и объясняю слушателям, в чем там искусство. Дело в том, что современное искусство — оно не о красоте совсем, то есть не о том, как прекрасен мир вокруг, и не о том, как мы научились клево фотографировать людей, женщин; оно совсем о другом. О разных темах, но не об этой. Поэтому многие российские фотографы не понимают, у них возникает диссонанс: они видят очень странную, некрасивую работу в музее и не знают, как на нее смотреть. Я вот, собственно, и объясняю, какое место фотография занимает сейчас в современном искусстве и как это понимать.

Но дело в том, что современных художников, которые фотографируют, нельзя назвать фотографами; это просто современные художники, которые используют фотографию как свой медиум, то есть то, с чем они доносят свои мысли. И мысли, соответственно, могут быть очень разными. Фотография сама по себе не должна отвлекать зрителя от главной идеи, это как в кино, например: ты смотришь фильм, и если все кадры очень красивые, ты не понимаешь, про что он. Ты кадры посмотрел, а они в общую идею не сложились, поэтому в кино очень часто бывает реализм. Так вот реализм пришел и в фотографию, то есть это не художественная фотография, она выглядит как в жизни, без каких-либо художественных приукрашиваний реальности. Вы приходите в музей, а там висят кадры, словно бы вы их глазами просто посмотрели. Но когда вы их все вместе складываете в голове, происходит как в кино: кадры складываются воедино, и у вас это повествование складывается в какую-то тему, и вы больше узнаете о какой-то проблеме, о каком-то вопросе, который вам хотел раскрыть художник. Поэтому сами фотографии, то, что мы подразумеваем под фотографиями в нашей российской действительности, часто выглядят сухими и сдержанными, очень часто. Это не значит, что они некрасивые — они красивые, но не кричащие. Просто все фотографы снимают разное, и это разное накладывает на работы отпечаток.

Фото из серии «Never ending fun»

— Можно ли сказать, что в современной фотографии не меньшую роль, чем непосредственно изображение на картинке, играет форма донесения мысли?

— Сейчас форма очень важна, и тут получается немножко другая структура. И если с другой стороны заходить, то современная культура, в которой мы находимся, покрывает разные медиумы, то есть есть фотография, например, как медиум современного искусства (то, о чем я до этого рассказывал), а есть какая-нибудь фотография на выставках, допустим. То есть художник делает выставку, и она будет выглядеть не как мы привыкли, не как двадцать лет назад или как у нас вешают в музеях, а примет ту форму, которая сейчас соответствует времени, то есть в рамках современной культуры. Или вы берете, например, какой-нибудь современный инди-журнал, независимый журнал, и там фотография тоже будет подана так, чтобы это соответствовало всей современной культуре. Короче говоря, если художник просто делает какие-то проекты и выставляет их в музее, скорее всего, он параллельно еще фотографирует для каких-то модных журналов и сам при этом законодатель каких-то трендов, и все, что он делает, потом попадает в музей, и там это тоже выглядит модно.

— Форматы должны быть разные, но в рамках одной какой-то концепции.

— Да, в рамках современной культуры, а у нас этого практически нет. У нас есть модный сегмент, там более-менее, может быть, есть какие-то интересные фотографы, тоже можно по пальцам перечесть, но в фотографию в музее это вообще не попадает, то есть музеи как работали с модернистской развеской, которая закончилась в 90-м году, так и продолжают работать.

— Ты часто посещаешь московские выставки?

— Нет, на московские я не хожу, мне вообще неинтересно.

— Ну когда ты в последний раз был?

— Я хожу в галерею Люмьер. Ну да, там проходят выставки современных художников, но это бывает раз в год или в два года, и то, когда я вижу это развеску, то понимаю, что она весьма вторична, потому что Вольфганг Тильманс вешал так двадцать лет назад.

— Это просто устарело.

— Да, это ново для России, а там стало уже такой классикой, что по-другому вообще нельзя. То есть подразумевается, что если делаешь выставку, она висит словно бы хаотично, со связями, со всеми делами, разные медиумы на выставке, а не то чтобы взял картиночки, в рамочку повесил в линеечку, и все. Грубо говоря, художник делает выставку такую, как сейчас выглядит современный медиум. То есть у нас же сейчас есть Stories в Instagram, еще что-то, и, собственно, художник, откликаясь на современность, таким же образом ее и оформляет.

Фото из серии «Never ending fun»

— Какую роль сам художник, то есть человек, который создает контент, должен выполнять при непосредственном оформлении своей выставки? Все-таки первичен он или куратор?

— Сейчас непонятно, но в России, наверное, куратор. Однако если мы берем заграничный опыт, то там выставка — это высказывание художника, поэтому часто то, как все висит, — это художник все делал сам. В модных заграничных журналах сейчас так принято, что от тебя журнал требует не снимки, а готовый разворот, верстку прямо.

— В развитом, цивилизованном мире, как ты говоришь, фотограф уже должен делать верстку сам и оценивается сразу верстка.

— Оценивается произведение в целом, готовый материал, поэтому его работа — не пофотографировать, не показать, что он научился снимать, а задачи стоят больше.

— Это одна из форм донесения информации.

— Да, и поэтому теперь я читаю лекцию уже по фотокнигам, где, собственно, об этом и рассказывается: как размещать фотографии парами, тройками, как это устроено, как делать так, чтобы они правильно шли друг за другом, потому что это очень важно, уже на сайтах так. То есть ты открываешь сайт модного журнала, а там развороты. И теперь задачи фотографа изменились. Задача фотографа — не только сфотографировать красиво, но еще и придумать, как это будет в журнале расположено, создать эти пары, и когда ты снимаешь, должен сразу думать, как бы ты мог это собрать.

— Расскажи чуть больше о книгах. Есть книги, условно говоря, для коммерческой фотографии, то есть коммерческий фотограф в идеале должен создать какую-то историю. Например, если человек снимает свадьбу или семью или делает корпоративный репортаж, неважно, в идеале у него не должно быть какое-то количество картинок, среди которых, возможно, есть что-то интересное, а может быть, ничего нет. В идеале должна быть какая-то цельная интересная история, чтобы это вошло в летопись семьи или компании именно как некая историческая ценность, чтобы потом, через десять-пятнадцать лет, можно было открыть и действительно прочитать историю картинками. Это одна часть книг. Другая часть — книги, которые можно назвать самостоятельным произведением искусства.

— Это называется арт-бук.

— Принципы в таких разных книгах одни и те же?

— Во всех книгах, и в верстке, и в журналах, и на сайтах, и в Instagram принципы одни и те же. То есть формула, по которой ты собираешь эти развороты, везде одна и та же. Например, задача свадебных альбомов — показать, какая прекрасная была свадьба, но фотографии все равно будут связаны по тем же законам, по которым они будут связаны на сайте, в Instagram, в модном журнале, то есть ничего не меняется. Сами снимки меняются, а правила — нет, поэтому, в принципе, это универсальная схема.

— Ты сам дошел до понимания этих правил?

— Мне повезло, у меня был хороший друг, Миша Лоськов, с которым мы делали все книжки, и наши с ним отношения начались так, что мы сидели и смотрели классические фотокниги с черно-белыми снимками и он мне объяснял, как они устроены. А потом так получилось, что я создал этот мастер-класс и начал его читать. А сейчас вот, год назад я увлекся трендами, написал лекцию о трендах, и у меня появилось много новых современных разворотов, которые отвечают времени.

— Художников, свои?

— Нет, свои я вообще не показываю на мастер-классах. Фотографов, которые работают для независимых модных журналов. Я добавил в эту лекцию еще и их работы. То есть у нас получается папка с классикой, как это делали на протяжении ста лет, и как это делают сейчас. Правила одни и те же, но видно, что язык фотографии меняется, где-то она становится острее, более дурацкая какая-то, еще что-то. В общем, интересно прослеживать эти связи.

С трендами такая история. Есть четыре группы людей в зависимости от восприятия ими трендов. Если вы для себя снимаете или для какого-то заказчика, вам нужно немножко адаптировать тренд под эту группу. Например, модно сейчас снимать с бэкстейджем, то есть вы делаете какую-то съемку, и задник не ровный, а там люди ходят или просто что-то стоит. И это зависит от того, для какой группы вы работаете.

— Это у фэшн-фотографов сейчас модно.

— Да-да, просто важно то, сколько задника попадает. Когда Питер Линдберг снимает или Энни Лейбовиц, у них его попадает очень мало, потому что они работают на группу, которая невосприимчива к трендам. А когда вы работаете на молодежную аудиторию, то можете прямо очень далеко отойти, и у вас будет маленький человек и очень много задника. И, соответственно, вы вынуждены в зависимости от ваших целей тренд подстраивать под задачу. В целом тренды держатся по пять-десять лет, сначала только зарождаются, потом их подбирает массовая фотография, массовые рекламные кампании, потом они теряют актуальность и попадают в такую аудиторию, которая невосприимчива к трендам, ну и, соответственно, ими уже не надо пользоваться. И клево, когда вы на острие, когда вы чувствуете зарождающиеся тренды и используете их в своих фотографиях.

— Какие тренды сейчас зарождаются?

— Сейчас, во-первых, так как фотографический медиум смешан с видео, там происходят какие-то сбои. Короче говоря, клево в фотографии замешивать какие-то странные вещи, которые раньше в ней не использовались. Ну, например, глитч какой-нибудь. Ты делаешь черно-белую съемку, и у тебя она совершенно не ассоциируется с глитчем, потому что он там невозможен. А ты накладываешь сверху глитч, и у тебя получается очень странная модная картинка. Или, например, в черно-белой фотографии модно DIY, когда сделано своими руками, и «пленка». Но это не значит, что там пленочная фотография, смысл в том, что ты снимаешь на пленку, типа не умеешь, и у тебя получается такая бледная черно-белая фотография, такие пересвеченные-недосвеченные цветные работы, как будто технический брак. Если посмотреть съемки в прогрессивных модных журналах, половина из них будет вот такой.

По отношению к модели, например, психологический портрет в целом как явление уже редко встречается в фотографии, то есть вы можете так снимать, но если вы работаете для какого-то модного журнала, делаете лукбук или кампейн, то там обязательно люди должны быть с суровыми такими, холодными покерфейсами. Они не могут выражать какие-то эмоции. И в портретах то же самое: когда ты смотришь портретные съемки для журнала, там все люди с очень сухими лицами. Немодно выражать эмоции; скорее всего, это из-за того, что когда человек спокоен, ты можешь на него глубже смотреть, то есть ты не срываешься на его эмоции, а более тонко начинаешь искать, что же там можно рассмотреть в этой фотографии.

— А когда ты делаешь свои снэпшоты, у тебя какие люди?

— Сейчас они все с покерфейсом, то есть они всегда смотрят в кадр, как-то поворачивают голову, и всегда очень сухие лица.

— Как ты думаешь, если привозить сюда современную фотографию показывать людям, обязательно ее привозить в виде отпечатков?

— Нет, совсем не обязательно, как правило, это смешанный медиум какой-то, то есть это может быть...

— То есть отпечатки в любом случае должны быть? Или нет? Или можно без них обойтись вообще, как ты думаешь?

— Ну как сказать, везти отпечатки оттуда бессмысленно. Мне кажется, можно прямо здесь печатать. И у нас просто еще таких белых кубов нет, в которых можно нормально выставлять такую фотографию, типа галерей с пустыми ровными стенами, которые готовы перекрашивать стены под каждый раз.

— Обычно готовы перекрашивать каждый раз те, у кого есть госфинансирование. А у кого оно есть, те не привезут такую фотографию.

— Так и есть, поэтому пока мы тут будем в вакууме находиться. Но, я считаю, нашей миссией является то, что мы должны готовить людей, которые через сколько-то лет когда-нибудь привезут нам нормальную фотографию, и чтобы они готовы были это смотреть, потому что... Знаешь, почему не возят? Потому что люди не понимают и не поймут, потому что когда ты знаешь про модернистскую фотографию, то есть про классическую, ты не можешь просто так переключиться на современную: она работает по другим принципам, она о другом, она выглядит ужасно по сравнению с модернистской.

— Ну а некоторое, я тебе скажу, даже мне вот абсолютно неприятно...

— Вот поэтому и надо готовить зрителя.

— ...Какие-нибудь проекты о блюющих людях, знаешь.

— То есть зрители, как правило, не понимают такую фотографию, потому что они привыкли смотреть на красивую картинку.

— На правильную. С хорошим светом, с выверенной геометрией.

— Да, на правильную, а там ее как будто бы нет. Сейчас все идет к тому, что в рамках современной культуры вообще красивой и выверенной картинки нет ни в современном искусстве, ни в современных журналах, которые адекватны ситуации. И двадцатилетние понимают это автоматически, а те, кто постарше, — им нужно перестраиваться.

— Давай поговорим о твоих татуировках: смотри, это практически снэпшоты, мне кажется, какие-то.

— Ну, это современное...

— Современное искусство на руках.

— Это современная авангардная российская татуировка, да.

— Да? Что она означает?

— Ничего, это просто татуировка. Как мне сказал автор, который рисовал эти картинки, это две дамочки, которые ничего не значат.

— А кто их придумал вообще?

— Есть авангардные художники, которые рисуют эскиз и набивают его один раз только новому владельцу; потом следующие эскизы, это целое направление...

— То есть потом, когда человек умирает и остается его татуировка, можно отрезать его руку и поместить ее в рамку.

— В музей, да.

— И она будет в единственном экземпляре.

— Ну, в общем, все эти тату в единственном экземпляре. То есть либо проекты под вас рисуют, либо вы выбираете из готовых эскизов и вам их набивают. А вот тут у меня девочка, у меня тут вся рука в рисунках. Вот эти новые, этим тату три дня. Это такая молодежная татуировка, такие картинки набивают себе двадцатилетние. Она необычная, не то, что вы привыкли видеть на людях, которые ходят в спортклубы, на конвенцию «Тату 3000». Как это называется? Тату-конвенцию. Это очень маргинальная татуировка.

— Мне сейчас, представляешь, мысль какая в голову пришла. Есть девушка определенного статуса, и если ей, значит, в определенных местах вот этих художественных татушек понабить, ее стоимость и привлекательность, по идее, должны сразу возрасти.

— Наверное, да, просто она становится ближе к современности, скажем так. Грубо говоря, это такой культурный код, по которому ты узнаешь человека: мыслит ли он так же, как ты, или нет.

— Я хотел тебя спросить о тиражности фотографий вообще и, может быть, в фотокнигах. Насколько ты с этой темой знаком, насколько она сейчас актуальна, имеет ли какое-то значение?

— Я сам не продаю отпечатки, поэтому не знаю, как это устроено. Вот фотокниги всегда тиражные, то есть мы делаем 50 или 100 экземпляров, подписываем их, и они имеют ценность, оттого что это арт-бук, ну то есть это типа продукт художника, книга художника, да, как произведение искусства они тиражные. А вот с отпечатками я не понимаю, потому что сейчас такая ситуация, эпоха такая, постцифровая, и изображения могут множиться бесконечное количество раз. Может быть, поэтому то, что можно сделать много отпечатков, тоже хорошо, вот что я думаю. Но вообще я не очень об этом задумываюсь, потому что мне важнее, что на фотографии, чем сколько их.

— Если в России нет вообще современной фотографии как таковой, как ты занимаешься ею здесь?

— Не ради денег, а в удовольствие. Сейчас все устроено так, что совсем не обязательно, живя в России, испытывать от этого какой-то дискомфорт.

— Но ты же много путешествуешь?

— Я путешествую, да, и хожу там по музеям, и проникаюсь тем, как это сейчас многие делают... И очень много книг привожу.

— Расскажи о разнице между американской фотографией, европейской, азиатской... Или ты считаешь, что границы уже стерты до такой степени, что все живут в одном информационном поле?

— Мне кажется, сейчас уже да, это все так неважно, потому что фотографы, которые снимают для журналов, — они постоянно путешествуют и работают в разных странах, то есть нет такого, что вот в Китае он снимает так, а в Англии по-другому, нет. Мне кажется, современность — это одно информационное пространство, но есть люди несовременные, вот они, может быть, существуют в другом поле.

— Ты или какой-то другой фотограф говорил о том, что Instagram — это такой инструмент, что лучше подписываться на тех людей, за кем вам интересно наблюдать, а не на своих друзей.

— Я так все время говорю, да. Наверное, я тебе говорил. От друзей надо отписаться, если они не несут вам ничего нового своими работами; конечно, не надо это смотреть, потому что оно только откатывает вас назад.

— Нужно два аккаунта.

— Да, а подписываться нужно на тех, кто двигает вас вперед, то есть на каких-то непонятных людей, чтобы разобраться, просто на каких-то людей, которые будут вас формировать, потому что, по сути, то, что вы смотрите, формирует вас как художника, и зачем формировать себя как художника фотографиями ногтей и салатов, это же абсурд. Лучше на что-то интересное подписаться.

— Стоп, подожди, это же современная фотография, ты же сам про это говорил.

— Современная, но это не совсем то, что надо.

— Разве не может быть современным снимок ногтей или салатов?

— Вполне может быть, но...

— Например, салат из разных ногтей — это же чудесно!

— ...Просто люди, которые фотографируют салаты и ногти, они...

— Это моя идея!

— ...Они не современные художники, а просто любят салаты и ногти, и все.

— А татуировки на ногтях делают?

— Нет, но вот на пальцах делают, да, вот следующий этап будет — татуировки на пальцах.

— На ногтях просто рисуют какие-то штучки?

— Это немодные женщины так делают, у модных все ровненько там, просто черный или коричневый цвет, и все. Ну, цветные еще какие-то бывают или сложные цвета. Но когда сверху у вас нарисовано еще что-то, красота какая-то, — это уже другой сегмент, четвертая группа, по-английски она называется late majority, «отстающее большинство».

Фото из серии «В роли себя»

Фото из серии «В роли себя»

— Расскажи про эти четыре группы. Это то, что мы сейчас про тренды говорили, я так понимаю.

— Первая группа — авангард, то есть люди, которые идут за трендсеттерами. Трендсеттеры что-то придумывают, но не знают, что у них такое получилось, и авангардные бренды подбирают их штуки и начинают использовать, но это прямо одна-две компании на гребне волны.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, есть примерно такая же концепция в плане развития технологий.

— Вторая группа — крупные бренды, которые все продают дорого. Они берут этот тренд через пару-тройку лет, тот тренд, который открыл авангард, адаптируют его для богатой аудитории и начинают зашибать на нем деньги. Третья группа — масс-маркет, то есть когда компания Gucci уже все отработала, этот тренд спускается в какую-нибудь Zara, например, и ты видишь в магазине Zara то, что ты видел у Gucci пять лет назад. А есть еще четвертая группа, которая вообще ни на что не реагирует. У тебя, кстати, отличный свитер из Исландии.

— Почему из Исландии?

— Ну, я был в Исландии, там примерно так же ходят.

— А исландский масс-маркет?

— Их не заботят тренды, у них там своя мода, это очень смешно, но зато они клевые и у них все настоящее и дорогое. Ну вот, и последняя, четвертая группа — это люди, которые вообще трендам не подвержены, как какие-нибудь водители «газели», я не знаю.

— То есть чем снимать — разницы нет, правильно я тебя понял?

— Сейчас я снимаю цифровой камерой, беззеркальной, с одним объективом.

Из лукбука для российской марки INSHADE

— С фиксом? 35 мм?

— Нет, с зумом, у меня 24–70, зум, и мне прямо отлично для всех моих дел. Мне важно, чтобы было много мегапикселей. Я люблю, когда много мегапикселей.

—А что, их там 36?

— Да, или 40, или даже 42, мне кажется.

— Это чтобы ты мог кадрировать потом или ты любишь печатать картинки на полтора метра?

— Иногда кадрировать. И да, когда мы сейчас выставку делали, там были очень большие изображения, в мой рост, и только такая камера позволяет это сделать.

— Класс! Дай совет: вот нас сейчас смотрят фотографы...

— Вот мой совет: тренируйтесь снимать телефоном, а потом уже...

— Больше инстаграмьте!

— Наверное, да, но я этого не делаю; хочу, но у меня что-то ресурса не хватает. Однако у меня был такой момент в жизни, когда я года три или четыре очень много снимал телефоном, и это сильно помогло мне освоить какие-то новые языки и цветную фотографию, поэтому я рекомендую снимать телефоном.

— Это совет дня.

— Да-да, но вообще надо больше снимать и смотреть модных фотографов и современные журналы, чтобы понимать, где находится фотография, потому что сейчас такое время, что она, скорее всего, находится не в том месте, где вы себе ее представляете, и я желаю вам понять, где оно, то место, в котором должна находиться ваша фотография, чтобы быть адекватной времени, потому что оно у каждого свое. Вот такое вот пожелание.

— Найдите свое место в мире фотографии.

— Да, это очень непросто. Я могу похвастаться: я снял сейчас кампейн и лукбук It’s Sheidu, это такой бренд модной одежды, и они поехали на неделю моды и шлют мне сердечки, что их байеры, нью-йоркские и какие-то еще, так рады тому, что у нас получилось. В общем, получилось очень удачно, и это следующий этап моего развития как фотографа: я снял хороший кампейн для модной компании.

Из лукбука для российской марки INSHADE

— Можешь нам показать?

— Да, могу.

— А в мире как это развито? Скажи, есть ли галереи, которые находят современных художников?

— Нет, там есть просто музеи современного искусства, которые реально выставляют адекватных времени художников и фотографов. Там как-то это все по-другому устроено, то есть эти люди сначала отучились где-то, я имею в виду в институте современного искусства, но они делают очень адекватную времени фотографию; время меняется — фотография меняется. Грубо говоря, всем этим художникам, которых надо сюда привозить, им уже по шестьдесят лет, а современной фотографией они занимаются с двадцати, то есть они уже изменились много раз.

Мы тут думаем, что черно-белая фотография до сих пор жива, а они уже успели раз пять изменить то, что они делают, понимаешь? То есть они трансформируются со временем, и не просто типа как у меня разные творческие этапы, то есть я прекратил снимать черно-белую фотографию и начал цветную; нет, они так не делают. У них их цветная фотография, которая была адекватной в 80-х, в 90-х, немножечко видоизменилась, то есть они и есть медиум, понимаешь? Они и есть фотография. Есть Тильманс, который и есть фотография. Он выглядит очень странно, он — абсолютный реализм, но о нем много книг написано, потому что он и есть то, что сейчас представляет собой фотография. Десять лет назад он был тем, что представляла собой фотография десять лет назад.

Журнал сам по себе — законодатель моды в фотографии, и сейчас вот в этом крутость. Если мы привыкли, что российский журнал — это просто почитать, посмотреть, как живут звезды, то эти журналы — сгусток или конспект того, как сейчас выглядит медиум, типа «журнал — журнал-медиум — фотография внутри журнала как медиум». Интересны только те люди, которые несут новое. Трендсеттеры — это люди, которые генерируют новое, и, собственно, эти журналы несут новое.

— Друзья, с вами были Алексей Никишин и Владимир Повшенко.

— До свидания!

— До новых встреч! Приходите на лекции, учитесь, продолжайте фотографировать.