Жизнь в буддийском монастыре
Тилопа: фотоэссе Алексея Терентьева

Алексея Терентьева, участника клуба «Российское фото», можно по праву назвать истинным авантюристом и заядлым фотопутешественником. Почему? Вот вам ответ: Алексей всегда претворяет свои мечты о путешествиях в дальние и малознакомые места нашей планеты в реальность. А сегодня фотограф расскажет о своём приключении в северной Индии, где ему посчастливилось стать жителем настоящего буддийского монастыря Тилопа.

Знакомый с детства завет оказался актуальным не только для нас. Если перевести его на язык тибетского буддизма, то в устах Далай-ламы XIV он будет звучать так: «Сперва Сутра, потом Тантра», что означает — сперва учение, и только потом практика. Этот принцип сейчас лежит в основе обучения монахов в большинстве монастырей, придерживающихся одной из школ тибетского буддизма. Но обо всем по порядку.

Дорога петляет среди рисовых полей. Мы на севере Индии. Я немного волнуюсь: сейчас сбудется моя давняя мечта — пожить в настоящем буддийском монастыре. Поскольку буддизм не только религия, но и философия, то путь к просветлению всегда начинается с обучения. По этому принципу монастыри делятся на институты, в которых дается начальное образование, здесь в основном живут молодые монахи, многие из которых еще не приняли монашеские обеты. В других живут и учатся дети постарше. И есть монастыри, в которые вообще нет обучения, а только буддийская практика. Чтобы стать монахом и приступить к практике, сперва нужно пройти все циклы обучения. Одна из высоких степеней, которую получает монах, закончив обучение, — звание Геше, это как ученая степень, которая позволяет учить других монахов. Я, как и положено начинающим, приехал в монастырь начального уровня, в котором, кроме несколько взрослых монахов, живут и учатся дети от 10 до 16 лет.

По дороге мы заехали на рынок и купили десяток свежих кур — как я слышал, мясо дети едят редко, это довольно дорого. Поэтому решили побаловать. Когда машина заехала на пустой двор перед монастырем, сердце екнуло: а вдруг никого нет, и придется ехать назад. Но нет, просто это было время обеда. Буквально через несколько минут сарафанное радио разнесло весть о нашем приезде. И вереница молодых монахов уже тащит наши вещи от машины к нашей келье, а повар торопит нас к еще горячему обеду.

Побросав вещи, спешу в столовую. Монахи уже поели, и повар ведет меня на кухню. Из трех больших котлов накладывает еду в тарелки. Все чисто. Вода для чая из фильтра. На обед рис с бобами — в Индии это блюдо называют дал — и картошка с перцем под острым соусом. Предельно просто, но так вкусно. Пока ели, разговорились с поваром. Живые, задорные, постоянно смеющиеся глаза смотрят из-под огромной копны седеющих волос. В монастыре, где почти у всех стрижка под ноль, длинные волосы смотрятся необычно. Но Палу не монах, поэтому ему можно. Родом из Тибета, он уже давно живет в Индии, был женат, имеет двух взрослых детей, работал поваром и в большом монастыре в Дели, и в посольстве, и у богатой итальянской семьи, а шесть лет назад позвали сюда. С тех пор живет и работает здесь. Знает пять языков, а сейчас думает выучить еще и русский — иногда слушает новости из России. Хвастается, что умеет готовить сотни блюд, включая европейские блюда, индийские и тибетские — это само собой. И постоянно изучает и придумывает что-то новое. «А как же, знание — основа всего», — улыбаясь, говорит Палу.

После обеда у монахов свободное время. Те, кто помладше, гоняют маленькие шарики, другие просто дурачатся или играют в импровизированные, сделанные из дощечек машинки. Но в монастыре свободного времени немного. Звучит гонг — именно он возвещает о начале любых занятий, — и ребята отправляются в класс. Первое после обеда занятие, которое я застал, — английский. А еще есть хинди, тибетский, история и философия буддизма, изучение буддийских ритуалов и целый ряд других предметов. Наполовину монастырь — наполовину школа. В классе английского языка на стене висит таблица неправильных глаголов на русском языке, рядом подписаны значения слов на тибетском. Таблица — наследие русских волонтеров. Увидеть русские слова, забравшись в такую даль, немного странно. Но это в очередной раз напоминает о том, что разделение на страны и континенты весьма условно, а взаимное влияние разных культур все больше и больше. Сейчас английский преподает молодая девушка-волонтер из Тибета.

Мой приезд монахи воспринимают по-разному. Кто-то почти не замечает, кто-то с большим интересом расспрашивает о жизни, о том, где были и что видели, рассказывают о себе. Но все выказывают максимальную доброжелательность и гостеприимство, готовность помочь в любой ситуации и простить любое незнание обычаев или правил поведения. Ведь форма формой, но главное — это содержание, а содержание предполагает любовь и помощь любому человеку, особенно если он что-то делает не так не по злому умыслу, а по незнанию. Это один из главных принципов тибетского буддизма. И здесь это очень хорошо проявляется в мелочах. Всего в монастыре живет около десяти взрослых монахов и монахинь и около тридцати послушников. Молодые монахи, сперва приняв меня за нового волонтера, через некоторое время поняли, что я приехал просто так, расслабились и почти перестали обращать на меня внимание. Все это позволяет мне наблюдать и спокойно фотографировать.

Распорядок дня в монастыре следующий. Подъем в 5 утра. В 6 утренняя молитва — пуджа. В 8 завтрак. Потом занятия, и в 12 — обед. Дальше занятия до 18 часов, и потом вечерняя пуджа. В 19 часов ужин. В отличие от южных монастырей здесь едят три раза в день, хотя еда и очень простая, это обусловлено северным климатом. Да, и еще чай с молоком от собственной коровы — детям нужно усиленное питание.

Да-да, в монастыре натуральное хозяйство — несколько коров, одна из которых через неделю должна отелиться, хвастается один из монахов. За коровами смотрит индиец Джеси, молчаливый и добрый мужчина средних лет, который живет и работает в монастыре. Джеси очень скромный, с крупными чертами серьезного лица. И тем удивительнее выглядят на этом лице добрые, улыбающиеся изнутри глаза. Коровы стоят в стойле, свободного выпаса нет. Несмотря на большое количество места, каждый метр используется. Например, монастырь окружает большое рисовое поле. Поэтому траву для коров приходится приносить специально. А перед тем как дать коровам, ее еще и перемалывают в старой железной механической траворезке. Провернуть ручку с большим ножом требует усилий даже от сильного мужчины, поэтому резать траву в помощь фермеру всегда выстраивается очередь из молодых монахов. Каждый делает по несколько движений, устает и уступает место следующему. Работа превращается в веселое соревнование — кто сможет сделать больше оборотов. Один из старших ребят стирает руки в кровь о железную рукоять и довольный бежит к крану с водой, чтобы их вымыть. Все смеются, трава порезана, у коров есть еда, монастырская жизнь продолжается дальше.

Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с монахиней, она стоит на крыше, улыбается и приглашает подняться. У всех монастырских строений плоские крыши, которые здесь используются и для сушки белья, и для медитаций. Монахиня улыбается и сама начинает рассказывать о себе, о жизни, о монастыре. Монахиню зовут Таши, родители ее из Тибета, но она родилась уже в Индии. Она мне неторопливо рассказывает про монахиню-настоятельницу, которая основала этот монастырь. Про то, что Тилопа — именно это имя носит монастырь — это не один монастырь, а целая сеть, объединяющая монастыри одной школы. Сама она много путешествует, а сейчас просто живет здесь. Вообще, буддийским монахам не свойственно затворничество. И путешествия в другие монастыри, постоянное обучение — важная часть жизни большинства монахов.

От размышлений отрывает звук гонга — скоро начало пуджи. Монахи гуськом собираются в главном храме. Обувь беспорядочно кидают у входа. После начала пуджи один из молодых монахов аккуратно расставит всю обувь рядами. Каждый занимает свое место, по старшинству. Чем старше — тем ближе к изображению Будды. Для таких как я есть места у самого входа. Монахи привычно садятся в позу лотоса, и старший монах начинает пуджу. Мне поза лотоса дается не сразу, чувствую, как начинают затекать ноги, но уже в следующий момент забываю о ногах. Меня захватывает действие, происходящее в храме. Пение мантр сопровождается ударами в огромные барабаны, низкими звуками духовых инструментов и звоном колокольчиков. Кажется, что звуки материализуются в мощный, уносящий куда-то поток чистой энергии. Я отдаюсь этому потоку и теряю ощущение времени и реальности. Взрослые монахи погружаются в молитву полностью, подавая достойный пример послушникам. Дети ведут себя по-разному, кто-то полностью отдается действию и старается не просто прочитать слова сутр, написанных на маленьких дощечках, но и прочувствовать их значение. Кто-то зевает, а кто-то ерзает и толкает соседа, за что тут же получает оплеуху от своего более старшего товарища.

На сегодня пуджа практически единственная и основная буддийская практика, которую осуществляют в монастыре молодые монахи. Но именно пуджа наиболее полно объединяет в себе все основные религиозные и философские аспекты буддизма. Имея много вариаций и составных частей, пуджа включает множество ритуалов и символов, каждый из которых имеет глубокий философский смысл. Вода, рис, благовония, положения рук, называемые мудрами, и многое другое — ничто не является только формой или ритуалом. Например, зажженная свеча — это и подношение, благодарность Будде за указанный нам путь, и символ истинного знания, символ просветления, к которому мы все должны стремиться. Зажигая свечу, монахи не просто выполняют некое внешнее действие, но взращивают внутри себя благодарность и стремление к истинному знанию, готовность следовать выбранным путем. Каждому внешнему действию в пудже соответствует серьезная и глубокая внутренняя работа. Поэтому изучив в совокупности все символы, используемые в буддийской пудже, можно изучить все основы буддизма как философской системы.

Кроме непосредственно ритуалов, пуджи также включают молитвенные и медитационные составляющие, начиная от пожелания здоровья конкретным учителям и высоким ламам и заканчивая сложными ритуалами, включающими визуализацию различных божеств. В тантрическом буддизме на данный момент более 200 различных изображений будд, бодхисатв, дакинь и других божеств. Большинство из них не являются божествами в привычном для нас понимании, а олицетворяют различные аспекты внутреннего состояния Будды, пришедшего к Просветлению. Например, мы не можем познать сразу состояние Просветления во всей его полноте, но можем выделить такие составляющие, как сострадание, любовь, запредельное знание и мудрость, единство со всеми живыми существами и многое другое. Концентрируясь и медитируя на образе конкретного божества, взращивая данные чувства в своей душе, мы приближаемся к состоянию Просветления.

За очередным завтраком речь зашла о пещере для медитаций, в которой медитировал сам Тилопа — индийский буддийский практик, основоположник одной из школ тибетского буддизма, живший более тысячи лет назад, но до сих пор почитаемый, как большой учитель. Оказалось, что место для монастыря выбрано не случайно. На это указывает и название монастыря, который также назван в честь великого учителя. И как это часто бывает, место стало священным для представителей сразу нескольких религий. Узнав, что я еще ни разу не был в пещере, одна из монахинь любезно вызвалась меня проводить. А я с радостью согласился.

Монахиню зовут Лобсанг, что в переводе с тибетского означает «доброе сердце». Сама Лобсанг родилась в Индии, хотя ее родители из Тибета. Анилой (монахиней) стала совсем маленькой, но ни о чем не жалеет. И ни разу не хотела бы ничего изменить в своей жизни. Дорога к пещере шла через рисовые поля к довольно крутому спуску к реке, на берегу которой и располагалась знаменитая пещера. По дороге мы разговорились. Монахиня поделилась своим секретом счастья. Настоящее счастье — внутри человека, очень важно уметь радоваться внутри себя. Счастье не может зависеть от внешних вещей. Пока маленькие, мы очень привязываемся к вещам, еде, одежде... А когда взрослеем, мы по чуть-чуть учимся не зависеть от внешних факторов, и тогда счастье поселяется внутри нас и становится настоящим и не зависящим от внешних обстоятельств. Источник счастья — в доброте, любви, сострадании. А чтобы научиться не зависеть от внешних факторов, нужно научиться контролировать свое сознание — для этого мы и медитируем. В буддизме есть много сложного, но самое важное — простое.

На обратном пути задумался о том, как складывается судьба тибетского буддизма в последние годы. Зародившийся в Индии, буддизм разделился на два направления, одно из которых ушло в страны ЮВА — Мьянму, Камбоджу, Шри-Ланку, Таиланд, а второе — в Тибет. После присоединения Тибета к Китаю Далай-лама покидает Тибет, и центром тибетского буддизма становится небольшой городок на севере Индии. Вокруг начинают развиваться и строиться новые монастыри. По разным данным, вслед за Далай-ламой из Тибета на север Индии переселилось более 80 000 тибетцев. Так все приходит к своим истокам, и буддизм снова возвращается в Индию.

В 19 часов звучит гонг к ужину, и мы поспешно идем в столовую. За несколько дней я уже привык, что к столу лучше не опаздывать. Едят тут быстро, и если зазеваться, можно остаться голодным. Беру тарелку, встаю в очередь и получаю привычную порцию риса, дала и жареной картошки. А после ужина уже ставшая привычной кора — ритуальный медитативный обход вокруг основного здания монастыря. За несколько дней я полностью втянулся в неторопливую и незамысловатую монастырскую жизнь. Один из мальчишек берет меня за руку, и мы идем так вместе. Потом он показывает мне почти полную луну и звезды. Вон та белая, очень яркая, вот эта красная, а вон та оранжевая. Я смотрю по сторонам и вижу, что дети разбились на кучки, кто-то идет с монахом, кто-то болтает с новым волонтером, тибетской девушкой, приехавшей две недели назад в монастырь учить ребят английскому языку, а кто-то выбрал меня. Значит, я уже свой. И от этого мне становится так тепло и легко на душе. И я знаю, что этот монастырь, эти ребята, эти звезды над головой навсегда останутся частью меня и моей жизни.