Светлана Петрова:
«Не нужно становиться заложниками резкости»

Светлана Петрова — среди самых известных фотографов лошадей в мире. Она уверена, что хорошую фотографию определяет не техника съемки и не качество камеры и объектива, а нечто другое. Что — становится очевидно, если посмотреть на снимки самой Светланы. Безграничная любовь к лошадям, трудолюбие и уверенность — таков секрет ее успеха. Мы поговорили с фотографом о ее творческом пути, любимых питомцах и о том, нужно ли фотографу признание.

— Светлана, для начала расскажите, кто вы по профессии и как открыли для себя мир фотографии?

— Наверное, трудно быть настоящим фотографом, не погрузившись в этот мир примерно по маковку. Впрочем, няне по имени Вивиан Майер это удалось, но ей повезло в том, что она снимала просто для души.
У меня погружение довольное глубокое: на сегодняшний день я руковожу крупной рекламной фотостудией в Санкт-Петербурге, ведущий фотограф в ней — мой муж. Иногда занимаюсь семейной фотографией и съемкой модельных портфолио — просто потому, что нравится это делать. Если говорить о призвании, я плотно много лет работаю в сфере конной фотографии.
Еще я пишу детские сказки и однажды планирую создать центр реабилитации инвалидов с помощью лошадей. Фактически у меня четыре профессии: фотограф, руководитель, детский писатель и иппотерапевт.

— Как давно вы начали фотографировать? Изучали фотографию самостоятельно или профессионально?

— Спасибо брату: однажды (мне было лет десять) он показал, как проявляет черно-белые фотографии, и с тех пор я свято верю в то, что фотография — это магия.
Кто же не хочет стать волшебником? Вот и я не удержалась.
Лошадей снимаю вот уже больше 20 лет — с них все началось. Потом я закончила факультет фотокорреспондентов, и вот эта школа для меня была очень важной ступенькой. Умение делать репортажные съемки очень пригодилось, когда я снимала диких лошадей в разных точках земли, на съемке бузкаши, конной охоты, в спортивных съемках. Когда слышу, как кто-то говорит: «Ой, я вот вообще репортажи не люблю снимать», я понимаю, что у них просто не было таких классных учителей, как у меня. Репортаж — это 70-80% всех моих съемок. Остальное — студийные проекты.

— Вы как-то говорили, что в детстве хотели завести котенка, спрятав его от родителей в шкафу. Чем закончилась эта история?

— Увы, меня разоблачили очень быстро, и котенка пришлось вернуть. Впрочем, повлиять на мою любовь к животным родителям не удалось, и через несколько лет страданий мне позволили завести собаку — метиса добермана и ризеншнауцера, мы назвали его Рой. Условия были жесткими: я и только я им занимаюсь, кормлю, гуляю и воспитываю. И вот этот чудесный бородатый пес сделал из меня сильную, ответственную личность, я считаю. В первый год я сама варила ему каши, стояла в очереди за мясом или крупами, потом мама не выдержала, пожалела меня и эту часть заботы взяла на себя. Я занималась прогулками, воспитанием и лечением — когда он тяжело заболел, я пару недель бегала из школы на переменах, чтобы делать ему по 8-10 уколов в день. Мне было тогда лет тринадцать.

Это были тяжелые годы, когда крупы продавались по талонам, и мы с трудом Роя прокармливали, но это был наш любимый пес, член семьи, поэтому даже мысли о том, что это сложно, не возникало. Он прожил с нами 13 лет, и до сих пор мы всей семьей вспоминаем его с улыбкой.

— Помните ли вы время, проведенное в конюшне в детские годы? Какими тогда были ваши мечты, вы разговаривали с лошадьми?

— Конечно, помню. Коней в городах еще не было, верховые лошади за городом тоже были редкостью. Пару лет пределом моих мечтаний было просто прикоснуться к лошади, а когда однажды мне дали поводить спортивную лошадь, которой надо было отдышаться после тренировки, я не спала ночью от переполнявшего меня счастья. Отказывалась мыть руки, которые еще пахли лошадью, и долго-долго вспоминала ее глаза и дыхание. Да, мы о чем-то с ней говорили, и, кажется, она внимательно меня слушала.

— Сейчас у вас пять своих лошадей. Где они живут, насколько сложно и дорого содержать таких животных?

— Пять лошадей — это много с точки зрения разума. Потому что лучше иметь одну и уделять ей много внимания, чем делить его на пятерых, — ведь они все равно переживают, что я им уделяю мало времени. Но какие-то из этих лошадей пришли ко мне за помощью сами, а другие со мной уже столько лет, что стали членами нашей семьи.

Одна из этих лошадей — Мирта, тяжелый инвалид, которую бросил хозяин, когда ему надоело ее содержать. Другая — неизлечимо больная и уже старенькая пони по имени Снежинка, которая принадлежала моей дочке. Дочка выросла, а пони осталась маленькой. Разумно было бы ее продать, но судьбы пони редко складываются удачно, особенно тех, у кого такие золотые характеры: как правило, они идут по рукам, от одного ребенка к другому, и заканчивают, например, в плохом прокате, где кружатся на манеже часами, как карусельные лошадки. Или есть шанс через несколько лет встретить неопрятную девочку, стоящую с вашей бывшей пони у метро, с табличкой «Помогите на корм лошадке». Короче говоря, было проще оставить ее, чем стать торговцем лошадьми.

Когда Снежинка начала болеть, мы ей купили подружку — тоже пони, Пуговку. Та белая, а эта черная. Мы шутим, что у нас есть собственные Инь и Янь на конюшне. Пони дружат, хотя у Пуговки более сильный характер, и она верховодит в этой банде.
Еще у меня живет бывшая спортивная лошадь, Лаэрта, мы с ней вот уже больше 17 лет вместе. Там такая степень прорастания друг в друга, какой и у людей не часто встретишь. С ней я впервые поняла, как это — когда всадник и лошадь становятся единым целым. Именем Лаэрты назван сайт с моими фотографиями лошадей, и ее имя я взяла как псевдоним в мире конной фотографии.
Пятая лошадь — ее жеребенок, рыжая Лапландия. Она уже взрослая, но у нее очень смешное выражение морды, и все ее (даже ее мама) считают абсолютным ребенком, несмотря на огромный рост.

— Ваши любимцы участвуют в фотосессиях?

— Снежинка снималась для проекта Imagination («Лошади и цветы», как его называют в интернете) — у нее там два хороших кадра.
Лапландия и Лаэрта позировали для истории о душах лошадей, с этим проектом я еще работаю и пока его не показываю. Мирта очень любила фотографироваться, она вообще идеальная модель, так как охотно позирует, но в последний год она здорово сдала и, к огромному сожалению, вряд ли уже будет моделью.

— У них есть какие-то привычки, особенности характера?

— Лаэрта считает, что Лапландия — все еще маленький жеребенок, которого могут обидеть, поэтому она ужасно не любит, если ее дочь уводят, например, на тренировку, и жалобно кричит все время, пока Лапландии нет рядом. Мы думали, что это пройдет со временем, — но нет, теперь нам кажется, что это не пройдет никогда. Вот такая тесная у них связь.
У Мирты — потрясающая харизма, и она обнимает человека еще до того, как он к ней приблизится. Это удивительное ощущение, но, когда ты чувствуешь энергетику этой лошади, ты понимаешь, как сильно она любит людей. Я не встречала таких лошадей ни до, ни после. Ее любовь к людям совершенно безусловна, хотя ей здорово от них досталось.

Снежинка — самое доброе существо на свете, а Пуговка — жуткая шкода и умнейшая лошадь, которую уважают все лошади на конюшне, несмотря на ее маленький рост. А еще Пуговка умеет целоваться и шлепает усатыми губами по вашей щеке, если ее попросить.
Они точно знают, когда мне плохо и мне нужна их помощь. И даже если я приехала к ним очень уставшей, без сил, в плохом настроении, через несколько часов общения я возвращаюсь домой другим человеком.

— Ваши снимки лошадей объединены по сериям. Скажите, как рождаются идеи фотографий?

— Иногда — с легкостью, как проект Imagination: он просто пришел. В ту же секунду я поняла, что придумала нечто очень простое и в то же время сильное.
А иногда — через долгие размышления, множество эскизов. Хуже всего, когда в этом проекте я завишу от кого-то еще (если я хочу привлечь в историю специалиста, как, например, профессионального флориста в Imagination), а он тормозит весь процесс. И тогда, как бы ни была чиста и прекрасна идея, я могу «перегореть», и проект будет отложен на пару лет, пока я снова не приду к нему.
Вообще серии работ мне кажутся настоящим показателем того, что твои кадры — не случайны.

— Вы говорили, что для фотографа крайне важно испытывать сильные эмоции. Какие эмоции побуждают к творчеству вас?

— Эмоции должны вызывать сами фотографии. А в каком состоянии их делал фотограф — неважно. Когда ты профессионал, ты можешь быть в депрессии, но снимать очень крутые вещи — даже наполненные жизнью и светом. Я это проходила.

Это и отличает профессионала от любителя: умение собраться в любом настроении.

К каждой фотографии, если это не репортаж, я рисую эскизы, и, поднимая камеру, я уже точно знаю, что и в каких рамках я буду делать. Снимать по принципу «а давайте-ка что-нибудь снимем» — несерьезно.

— Поделитесь, пожалуйста, своими секретами съемки лошадей.

— Да нет никаких секретов. Все приемы давно известны, их никто не скрывает, они описаны в книгах и на форумах: длиннофокусная оптика, нижняя точка съемки, записанное на диктофон ржание лошадей, чтобы привлекать их внимание. Все остальное — опыт, понимание лошадей, любовь к ним и то, какими мыслями, образами наполнена голова фотографа.

— Важно ли для вас общественное признание и слава?

— Нет, это мешает. Стараюсь не обращать внимание, но это порой мешает стойкости собственных взглядов, потому что проще всего снять красивость, которая кратковременно восхитит толпу. Я стараюсь не сбиваться на оценку моей работы в лайках.
Забавно было получать категоричные отзывы на съемку довольно-таки жестких национальных конных игр бузкаши, сделанных в Таджикистане.

По большей части иностранцы, перед тем как отписаться от моей страницы, комментировали под фото: «Мы думали, вы лошадок любите, а вы тут такое наснимали!».

А съемка была классная, и до сих пор я ей горжусь. Чтобы ее сделать, часть кадров я сняла, сидя на местной скаковой лошади в этой безумной толпе мужчин, ощущающих себя воинами, потому что с земли это было делать куда опаснее. Неуправляемые лошади несутся на зрителей, и попасть под копыта очень легко. Во время съемок на земле меня закрывали собой местные мужчины, а я сердилась и кричала: «Отойдите, вы мне мешаете снимать!». Потом, конечно, благодарила — потому что незнакомые люди не только оберегали меня, но и помогали делать классные кадры. Часть съемки я сделала, стоя на рассыпающихся под ногами песочных воротах, сзади таджик придерживал меня за рюкзак, а другой рукой отбивался от лошадей, которые пытались тоже на эту насыпь залезть. Это была главная скачка дня. Обезумевшие всадники бились за подержанный «мерседес». Сотни лошадей толкались вокруг этой зыбкой насыпи, и свалиться оттуда — означало погибнуть под ногами лошадей. Там я сделала самые сильные, пожалуй, кадры, где видно перекошенные от напряжения лица всадников и морды жеребцов, которые бились вместе с ними за победу. Иначе невозможно выиграть — побеждал тот всадник, чья лошадь желала выигрыша так же сильно, как и ее хозяин. Я видела, например, как жеребцы рвали зубами соседних коней, чтобы не напирали, когда их хозяин с седла нагибался к земле поднять тушу барана.

Да, бузкаши — скачка очень серьезная, и к лошадям в Таджикистане особое отношение. Конь, выигравший эту скачку, становится героем, и до конца своих дней живет лучше, чем многие люди.
Это другой мир, жестокий, но очень искренний, первобытный, и еще — он настоящий.
Многим зрителям не хотелось бы это видеть. Ведь если этого не показывают, значит, этого не существует, и можно не беспокоиться, не терзать душу, рассматривая ужасающие в своей искренности фото.
Сейчас мне совершенно безразлично, что обо мне говорят. Я просто занимаюсь тем, чем считаю нужным.

— Насколько вы самокритичны?

— Предельно самокритична. Настолько, что иногда я просматриваю старые съемки, которые даже не открывала, считая их неудачными, и нахожу там кадры, которые «очень даже ничего». То есть я была так недовольна собой, что даже не удосужилась просмотреть сделанную съемку, будучи уверенной в том, что я ее полностью провалила.

— Как вы думаете, видение дается свыше или же его можно развить?

Я уверена, что совершенно каждый человек может снять шедевр. Другой вопрос — будет ли следующий? Есть масса фотографов, которые «выстреливали» с чем-то совершенно невероятным, а потом пропадали: оказывается, весь их потенциал был сосредоточен в одной классной идее. Других просто больше не было.

Лично для меня видение состоит в умении уйти в процесс, перестать чувствовать что-либо, кроме объекта съемки. Сейчас это называют потоком — состояние, когда ты только проводник. Посредник для передачи красоты в мир.
Снимая, я часто попадала в состояние потока, но никогда не умела вызывать его сознательно.
Когда стала заниматься текстами, написала первую сказку, потом еще несколько, когда у меня появились жестко обозначенные сроки их сдачи редактору, я поняла, что состояние потока можно научиться вызывать. И вот это как раз можно и нужно тренировать, развивать. Но это — работа, труд, насилие над «эй, я же жду вдохновения!» — и никак иначе.

Таисия Русакова, конный клуб "Форсайд«​

— Что для вас критерий хорошей фотографии?

— Время, потраченное на ее просмотр, и то, с какой силой всколыхнутся эмоции в моей душе. И, пожалуй, еще то, сколько я буду ее вспоминать потом.

Как это снято, чем, идеальна ли техника съемки — если честно, это совершенно вторично. Не нужно становиться заложниками резкости.

— Фототехнику каких производителей вы используете?

Nikon D4 я считаю лучшей камерой для моих целей. В некоторых случаях, когда позволяет идея съемки, я снимаю на более медленный среднеформатный Pentax 645.

— Как вы думаете, какие черты характера должны быть присущи фотографу в первую очередь?

Умение слышать людей и окружающий мир. Если вы ко всему этому закрыты, боюсь, вы не можете считать себя чутким человеком. А без чуткости нет искренности восторга и не рождается знание того самого мимолетного момента, когда нужно нажать на кнопку камеры.

— Есть ли мастера фотографии, творчество которых для вас особенно ценно?

— Энни Лейбовиц, Вивиан Майер, Павел Маркин, Тим Флэк, Войтек Квятковский, Дмитрий Зверев, но номер один для меня в этом списке — мой муж Игорь Сахаров.

— О чем вы мечтаете сейчас?

— О новых съемках, конечно! Лошади сбросили свои пушистые зимние шкурки, скрывающие рельефы тела, и я продолжаю съемки проекта, который сейчас занимает все мои мысли.

Анкета. Об авторе

Web-сайт: www.laerta.com
Техника: Nikon D4, Pentax 645
Выставки, награды, достижения: топ-10 конкурса Professional Photographer of the Year Awards-2016 от (Federation of European Photographers); Excellence Award Certificate на международном конкурсе Federation of European Photographers в категории Reportage, 2016; топ-10 конкурса Professional Photographer of the Year Awards-2015 (FEP), Distinction Award Certificate на международном конкурсе FED в категории Landscape/Wildlife, 2015; победитель и призер международного фотоконкурса Equine Ideal Online Photography Contest (USA), 2015; Лучший конный фотограф года по версии международного конкурса «Эквифото», 2014, Москва; бронзовый призер международного конкурса FEP Professional Photographer of the Year-2011, Illustrative category, полу-финалист Hasselblad Masters Competition, 2010; победитель конкурса The Best of Russia («Лучшие фотографы России») в номинации «Природа», 2009; Гран-при на международном конкурсе коммерческой фотографии «Мастер-2009».