Мир ближе,
чем мы думаем

Порой для того, чтобы изменить что-то в своей жизни, нужно лишь сделать шаг. Никита Ступин, основатель команды уличной фотографии Moustache and Glasses, рассказывает о том, каким этот шаг был у него.​

«Мир ближе, чем мы думаем», — так говорил мне один старый знакомый, крайне образованный, на тот момент казавшийся мне совершенно недосягаемым благодаря своей мудрости; знавший несметное количество пословиц, жизненных афоризмов, входов во всевозможные ситуации и выходов из них, он был уверен, что даже будучи 12-летним мальчишкой, я в состоянии понять это его пространное «мир ближе, чем мы думаем».

В первый раз я услышал его голос практически сразу же после появления на свет; он, этот голос, дал импульс моему движению к груди мамы. Уже после мой знакомый много раз приходил с одними и теми же наставлениями, и в результате его появления обязательно что-то менялось — либо я, либо мир вокруг меня.

Спустя 14 лет он внезапно пропал, исчез, будто его никогда и не бывало. Случилось нечто странное: мир словно отвернулся от меня, перестал быть особенным и ярким.

В последующие годы я жил в своем родном городе — в Москве. Здесь я дружил и влюблялся, знакомился и расставался, разрушал и созидал; в зависимости от своего настроения я хаотично выстраивал мир вокруг себя. Впрочем, всё, чем я жил, мало отличалось от жизни обычного подростка; ну разве что я чуть глубже других интересовался психологией, задавал чуть больше вопросов, чем было дозволено в рамках приличного, и любил фотографию чуть сильнее, чем все мои знакомые сверстники.

Моим любимым развлечением было совмещение музыки и уличной фотографии, именно в этом я ощущал идеальную комбинацию: медитация в движении, нирвана, достижимая на бегу, прямо посреди городских джунглей. Я надевал наушники, включал любимую музыку, накидывал на голову широкий капюшон и, схватив камеру, спускался из квартиры на втором этаже в уличный поток из судеб и настроений, печалей и радостей, людей и машин, асфальта и бетона. Именно музыка помогала мне соединяться с окружающим миром, и пусть я не осознавал это на уровне интеллекта, но абсолютно ясно знал на уровне чувств.

Так, год за годом, я исследовал всю Москву, каждую улицу центра города, который подарил мне имя и дал жизнь. Я знал все лучшие маршруты, ориентировался практически вслепую, понимал принципы движения людских масс в определенное время суток. Со временем я научился быть абсолютно невидимым на улицах и узнал сотни потрясающих тонкостей, дарующих удивительные возможности для уличной фотографии. Я снимал всё, везде и практически всегда, снимал так часто и много, что в определенный момент это перестало приносить радость и превратилось в еженедельный обыденный ритуал. Но что хуже всего — в ритуал без смысла, без конечного действия, без стремления к результату. Это уже не было интересом или попыткой совершенствования. Я уперся в стену, с которой знаком каждый из нас, большую, непреодолимую для меня тогдашнего стену.

Фотография потеряла свою остроту, решающий момент не приносил радости, а результаты стали посредственными. И мой фотоаппарат отправился на полку на долгих два года, в течение которых я ни разу не возвращался к фотографии ни мыслью, ни делом.

Медленно, но верно качество моей жизни снижалось, хотя и не происходило ничего, что на первый взгляд способствовало бы этому. Я поступил на первый курс престижного университета; у меня появилось новое увлечение — доработка автомобилей, благодаря чему я познакомился со множеством интересных людей; все мои близкие и родные были рядом, в полном здравии. Я был уверен, что это и есть квинтэссенция концентрированного счастья.

Я ошибался.

Оставив занятия фотографией, я умудрился потерять самое главное — видение мира. Я практически полностью утратил себя как наблюдателя, создателя и человека, искренне любящего вселенную, в которой он живет. Я замкнулся на собственных интересах, перестал создавать что-либо эстетически стоящее и полезное, скатился в потребителя, если можно так выразиться.

Учеба, поиск работы, встречи с друзьями — я упал в Матрицу, причем в самую обычную, скучную и посредственную ее часть. Еще чуть-чуть, и надо мной можно было бы повесить табличку с надписью «Лот 8866. Подключен к системе».

Когда мне исполнилось 18, моя сестра уехала в Канаду, далекую, странную и непонятную мне тогда страну. Это был отчаянный шаг для нее, но она всегда умела доверять судьбе, в отличие от меня, решительно оставшегося в Москве. Привычной, понятной, исследованной вдоль и поперек Москве. Впереди меня ждали годы учебы на факультете социологии, поиск работы, пробки, не очень приветливые люди и, мягко говоря, сомнительные перспективы в творчестве — все мы понимаем судьбу уличной фотографии в нашей стране. В 18 лет я уже начинал это чувствовать и даже где-то немного видеть.

Но спустя неделю после отъезда сестра позвонила мне и пригласила к себе. «Попробуй, ты ничего не теряешь», — сказала она тогда. Мы поговорили, и я положил трубку, пообещав подумать.
Я выглянул в окно, посмотрел на свою машину, которую собирал днями и ночами из ничего, осмотрел стены уютной квартиры, взглянул на себя в зеркало: кто я? Кем я стану? Зачем я здесь? Счастлив ли я, сидя на одном месте? Вопросы, подобно мячику для сквоша, отскочили от моего отражения обратно в меня самого.

«Мир ближе, чем мы думаем», — громогласно прозвучал знакомый мудрый голос. Я не сразу узнал его, однако спустя мгновение мне вспомнились все те формирующие жизнь внезапные появления этого товарища, и я немного с обидой и опаской спросил: «Это к чему вообще сейчас было?», но ответа так и не услышал.

Через неделю я уехал в Канаду. Это был мой первый шаг навстречу огромному миру и переменам, новым страхам и радостям, победам и поражениям. С тех пор я больше никогда не оставлял камеру — не просто какую-то конкретную камеру, а возможность останавливать время, используя специальные инструменты. За границей я провел восемь лет, окончил медицинский факультет и получил докторскую степень в психиатрии. Именно в Канаде была основана команда Moustache and Glasses, организованы первые выставки и сняты те самые первые кадры, принесшие первые деньги. В Канаде у меня родилась дочь, и это было лучшее, что я сделал в своей жизни, самый правильный шаг, самый верный мой ход.

После переезда именно фотография вела меня по пути путешествий и новых открытий. Она была тем посредником между Богом и мной, который позволял мне видеть Его во всем, что вокруг меня, и делиться этим с другими. Так я обозначил свою миссию как фотографа, и с этой миссией я проживу свою жизнь.

Прислушайтесь к себе: что говорит вам ваш старый знакомый, живущий в вас с самого рождения? Возможно, он кричит, пытаясь достучаться до вас много лет подряд, но вы не слышите. А может быть, он тихонько шепчет что-то на ухо вашему чаду, которое тянет вас за руку в новое место. Прислушайтесь, мы здесь для того, чтобы видеть; для того, чтобы любить и создавать; для того, чтобы открывать для себя мир, страны, людей и вселенную. Не теряйте времени зря, живите так, будто завтра не будет никогда. Не бойтесь открывать новые страницы, даже если вам кажется, что это не в ваших силах.

С момента того самого разговора с отражением прошло много лет, и я уже перестал загадывать, где окажусь в следующий период моей жизни.

Я пишу эти строки, сидя в тряпичном кресле напротив 10 гектаров виноградных полей, на заброшенной старинной винодельне, в далекой Португалии, на самом ее севере, недалеко от города Гимарайнш, что возле границы с горной Испанией. Я — мальчишка из Москвы, никогда даже не мечтавший о том, что получу дар и, главное, возможность видеть этот мир таким разным.
Меня часто спрашивают о том, как я тут оказался. Что я могу ответить? Меня привел сюда мой старый знакомый, когда-то, в далеком детстве сказавший мне: «Мир ближе, чем мы думаем».